Что бывает, когда не видел человека 30 лет? У меня хорошее воображение – именно поэтому, я не хожу на все эти встречи одноклассников-однокурсников.
Я не хочу видеть по ним, что произошло со мной.
Что происходит с женщиной к пятидесяти годам? Да нет, не пытайся ничего сейчас придумать и отводить глаза, уже, наконец, отучись. Если уж врать, то ври так, чтобы – эх, -чтобы самой верить! Я, так уж сложилось, не научилась врать. Мне всю жизнь это мешало. Женщина без хитрости, как велосипед без педалей – далеко не уедешь, только намучаешься и шишки, там, где без них можно было обойтись, набьешь. Я только, когда диагноз свой узнала и обо всем думать стала поняла, что всегда жила до тошноты честно, хоть медаль мне за честность вешай… А зачем мне эта медаль? Медаль на весах обычное женское счастье не перевесит. Ты тоже слышала, что стервы самые счастливые? Так вот, правильно это. Правильно! Потому, что стервы в первую очередь любят себя. Пытаться осчастливить кого-то так, как я это делала со своим Сашей? «Саша хочешь это, Саша хочешь то? Лишь бы тебе было, Саша хорошо…» Я теперь себя по другому бы вела…
Так, и не про это я, а про то, что к пятидесяти годам наступает «финита ля комедия» любой женской истории. Да нет, не драматизирую и, может быть, кто-то тебе по-другому расскажет, но ты не верь. Не верь им слышишь, хотя эти-то, может быть, именно эти, как раз и научились врать так, что уже и сами себе поверили. Я таких дурочек считаю счастливыми.
Все женщины к пятидесяти, а некоторые, и в сорок, начинают валиться, распадаться, как перестоявший в вазе тюльпан. Да нет, не во внешности дело. Кто-то еще хорошо выглядит, пытается молодиться – регулярный, изматывающий труд, чтобы еще на чуть-чуть обмануть глаза и время. Но и не в этом дело.
В жизни самой женщины в это время наступает момент, когда она понимает, что все самое увлекательное в ее жизни уже случилось. Уже все позади и основной план женского организма уже выполнен, а она вдруг начинает ощущать, что еще как будто и не жила, а только собиралась.
Впереди жалкая бравада – мол, наконец-то время на себя – дочитаю книги, досмотрю сны – хорошо звучит, но тоски по так быстро промчавшейся жизни не отменяет. Я думала об этом еще даже до диагноза и всегда ужасалась одной мысли – у меня же нет того, чего бы я хотела вспоминать долгими вечерами в оставшееся от жизни время. Все, что было у меня – моя любовь к Саше, работа, путешествия, даже дочь – все такое, знаешь, как будто за дымкой, за ширмой из одиночества.
В молодом одиночестве не бывает итоговой черты. Все думаешь, что вот-вот и что-то изменится.
После сорока стало страшно, а ближе к пятидесяти пришло совершенно безжалостное понимание, что ничего не будет. Знаешь, то чувство, когда еще точно не знаешь, но уже где-то внутри так горько становится, так тоскливо начинает скулить да подвывать непригодившаяся женская душа…
Надо же, какая шутка – все мы знаем, что конец неизбежен, но такой, как будто не про нас, с размытыми картинками старости и все когда-то потом, потом и может быть как-то пронесет? А некоторые подруги, прямо напрямую, мол, не хочу эту старость и умирать надо пока молодой… А я? Теперь у меня четкое и простое понимание, что старости не будет. В моей персональной истории старость исключается! Меня не коснется!
И вдруг так хочется, так чертовски хочется эту самую старость. Пусть, беспомощную, пусть неопрятную, уродливую и запредельно печальную, но мою.
Если бы не диагноз.
Когда все случилось, в планах на завтра не было существенных перемен. Работа-дом, пара бутербродов, пара звонков, пара телеканалов, пара страниц, пара мелькнувших, не оставшихся в сознании снов. Как заведенный на долгое и мучительное проживание своей жизни механизм – не живя, а проживая, – как будто согласившись, подписав где-то договор, в дальнейшем не нести ответственность за свою судьбу за сегодня, за завтра, за вчера. Жизнь – черно-белое кино о рутинной ненужности самой себе. Мой диагноз не был новостью – он логичный вывод, черта под усталостью от себя плюс накопленная годами женская никомуненужность. Мое слово – «никомуненужность» – произносится и пишется слитно. Какой мужчина посмотрит? Кому нужна «никомуненужность»?
Я попыталась нарисовать себе картинку: какая должна быть настоящая, влюбленная в жизнь и влюбляющая в себя женщина? Как надо выглядеть и как пройти, чтобы взгляды встречных поплыли за тобой? Знаешь, как с Чеширским Котом – ты прошла, а улыбка твоя осталась?
Я попыталась вспомнить и не смогла: когда же кто-то так меня провожал взглядом?
Наверное, очень давно. Так давно, что я уже и забыла. А зеркала!? А зеркала я ненавижу за их блядство. Ты замечала? Каким верить? Вот так и получается, что живешь-притворяешься: встречи, путешествия, подруги, улыбки селфи – привыкаешь жить с кучей специальных фильтров на фото и в мыслях, в вечных попытках отогнать реальность
Я даже не ухаживала никогда за собой по-настоящему. Конечно, как все, покупала наряды, все эти модные крема-баночки, духи – старалась только из Франции. Но на себя, на себя по-настоящему, не хватало времени, может быть, воли, а скорее всего, виновна всё та же, никомуненужность даже самой себе. Я как-то начала ходить в бассейн, записалась на фитнес, но не одна, а вместе с мыслью, пудовой гирькой, пристегнутой к ноге заключенного: «это, все равно, ничего не изменит …» А потом, вместо бассейна или фитнесса ешь пирожки по вечерам, мол, хуже уже не будет, да так мне и надо… А хуже, видишь, всегда есть куда.
Жизнь в отведенный отрезок времени получает другую наполненность.
Я почти перестала есть. Есть, чтобы жить – неоправданное времяпровождение в моем случае, а тот голод, который чаще всего только для того, чтобы заесть нереализованное желание -прошел сам по себе. Ты даже не представляешь как быстро и неузнаваемо изменилась я всего за несколько недель. От меня остались только глаза. За пару месяцев я сменила три размера одежды. Ту, что носила раньше я запихнула в большой мешок и выбросила на помойку – она мне больше точно ни к чему. К тому же, я перестала понимать свой недавний вкус: Что за сделки с разумом, эти бесформенные балахоны?
Про того, другого Сашку и мою с ним «картошкину любовь» на первом курсе я вспомнила не сразу. Я же рассказывала тебе, как лежа на кровати, захлебываясь от слез, перебирала лица и имена, разрушала семьи, уводила мужей, складывала коллажи из знакомых мужчин, коллег, друзей. Но ничего не получалось и никакой их любви не хотелось. Искать кого-то на модных сейчас сайтах знакомств, ходить на свидания? У меня просто не было сил на что-то новое… А, вот, только вспомнила про того Сашу, так сразу все встало на свои места. Может быть, стоило вернуться в прошлое, чтобы дожить свое недолгое настоящее? Я слышала, что так бывает. Что-то несделанное в прошлом или даже в какой-то предыдущей жизни постоянно водит тебя вокруг да около и пока ты не поймешь для чего, ты не можешь освободиться и не можешь сказать себе честно «Я жил и был счастлив». Главное предназначение, что бы там ни говорили, главное предназначение человека – быть счастливым хотя бы один раз в жизни – без условностей!
Неизлечимо больные люди намного хуже эгоистичных и нетерпеливых в своих желаниях детей, к тому же, совершенно неразборчивы в средствах. Я спокойно размышляла, что если Саша окажется один, то это хорошо, а если окажется, что он женат? Ну, что же – это еще лучше! Я уже была женщиной, ожидающего чужого мужа. Теперь же я спокойно разрушу чужую семью. Я не сделала этого тогда, но что мне помешает это сделать теперь.
В моей новой реальности не остается времени на жалость. Да и кого мне должно быть жаль? Она уже была любима, а я нет. Воля умирающего, если угодно.
Он оказался свободным. Разведен. Нет, я и не думала ликовать. Увести мужчину из брака проще, чем из удобных отношений с самим собой.
Просить мужчину о встрече – первый шаг в никуда. Я теперь многому научилась… Именно поэтому, я не стала звонить по телефону, хотя номер жёг руки и хотелось, чтобы быстро и просто, типа «Привет! Не узнаешь? Мы не виделись 35 лет. Давай, встретимся?»
Я легко узнала его адрес и то, что он живет в другом городе не показалось мне препятствием. Цель, она же последняя – оправдывает любые средства, выбор оружия и средства передвижения.
Самолет, такси, нужный дом. Я не решила, что буду делать, но кафе в его доме подмигнуло названием «Юность».
В «Юности» я заказала себе сто грамм коньяка и кофе – буду смотреть через разводы наспех протертого стекла на двор в рваных заплатках самодельного балконного зодчества, на еле пробивающуюся, но уже какую-то пыльную зелень, на черно-белого кота, пригревшегося на капоте красного автомобиля. Я буду ждать.
Продолжение следует
