Автобусный вокзал.Раннее летнее утро. Утро настолько раннее, что капризное берлинское солнце еще не определилось стоит ли заморачиваться с теплом. Мы с Алексом не нашли где купить горячий кофе, пытаемся тщетно согреться, прижавшись друг к другу. Вместо тепла рождается одна неловкость. Мы молчим и ждем. Воздух пропитан влагой и гулкой пустотой. Каждое движение отзывается шаркающим эхом. Мы ждем автобус. Транспорт для самых отчаянных. Когда решительно нет денег на самолет, не хватает на поезд, но есть килограммы бесшабашного здоровья. Мой брат слишком молод и потому глуп и горд, чтобы брать деньги у незнакомого мужчины, пусть и мужа родной сестры. А еще у брата то самое, отчаянное здоровье чтобы осилить баул с водкой в качестве противоядия: сутки пути в неудобной позе, перекусы на стоянках и отхожие места по отрезку всей географии Москва-Берлин. Любители дорожного экстрима, в лице брата, рассказывают потом, что о стране можно судить именно по этим, обязательным к посещению местам. В принципе, никакие другие остановки автобус и не делает. Сараи в поле, с оторванной ветром дверцей где-то под Вязьмой постепенно сменяются забегаловками с грязным кафелем в Белоруссии и переходят в почти дворцовый вариант с бумагой и отоплением в Польше. Все ждут Польшу. Народ в автобусе прихорашивается. Брат сначала не понял с чего все так радуются, но не могут же и в самом деле приличные туалеты так сильно бодрить людей. Во первых оказалось, что могут, а во вторых, в Польше еще и кормят сытно и вкусно. Много жаренного мяса и сочного жира. По словам брата, Польша слишком долго не начиналась и как-то уж совсем быстро закончилась.
В первом же цивилизованном туалете девушки из автобуса накрасились и проснулись для улыбок по сторонам. Автобус запах “майским ландышем” почти вытеснив котлетно-перегарную ноту, сохранив ее лишь в сердце аромата. Как обычно, чувства привязанности и восприятие женской красоты растет в прямо противоположном векторе пустеющей котомки со спиртным. В конце пути весь автобусный социум казался брату надежно своим – старые друзья и немного родственники, брошенные женщины, новые увлечения, планы на будущее. Зачинающийся роман брата с автобусом был неожиданно прерван прибытием в Берлин.
Встречали брата, но роли перепутались и это не мы ждали его на своей территории, а это он прибыл к нам со своей страной – компактной, но очень реальной. Мужчины хлопали по плечам, жали руки, просили заходить в Томск и Тюмень по любому вопросу, на шее у брата висели какие-то девы, по виду и амбре – русалки, а одна бабушка упорно заталкивала сначала брату, а потом мне пакетик с пирожками “чтобы дома по домашнему чай попили”. Даже сомнительная реклама “с самого дома везу, а для хороших людей не жалко” не пугает, а трогает. Я говорю “большое спасибо” и забираю пирожки в свою наплечную сумку. Откуда это острое желание пригласить брата со всей его автобусной семьей в гости ” чтобы пирожки и чай по-домашнему”? Не помню чтобы раньше меня занимали такие вот варианты, а тут смотри, почти плачу от умиления глядя на них на всех – они родные?!
Брат снял с себя сумки и позабыл было одну из русалок, но потом нехотя проводил её за автобус и вернулся уже один. Подошел к Алексу и протянул руку. -Ну, привет! Можно я буду звать тебя БРАТАН? А ты меня? Повторяй и запоминай -Б-Р-А-Т-А-Н
Алекс запомнил новое слово и произносит его смакуя буквы, улыбаясь и подмигивая мне. Братан уже растерял вещи по квартире, оставил счастливые лужи в ванной, отпечатки босых ног на паркете, нашел гитару Алекса и запел Цоя. “Видели ночь, гуляли всю ночь до утра…”. Он очень хорошо поет и характерно выставляет челюсть. Я не могу налюбоваться. Я боюсь дышать, боюсь пошевелиться чтобы не спугнуть нахлынувшее ощущение уюта в сваленной горкой, выпотрошенной из чемодана свалке вещей в самом центре комнаты. Алекс берет вторую гитару и быстро подхватывает мотив. Вот мы втроем орем что есть силы “видели ночь,…” Алекс так смешно коверкает слова и в тоже время так точно изображает понимание смысла. Я подхожу к брату, обнимаю его сзади за плечи, закрываю глаза, а в следующий момент уже переметнулась к Алексу. Обнимаю их обоих – по очереди, вместе, под песню, под несмелую улыбку Алекса, который не верит и продолжает кричать какие-то гортанные звуки, бешено колотя по струнам. В тот день мы все счастливы. Брат, потому что приехал, оценил бар Алекса, перепробовал марочные виски, коньяк и “настоящее немецкое пиво” и еще у него “ого” какие планы на Берлин. Алекс сжимает мою руку. Я засыпая, положила голову ему на плечо. -Правда у меня замечательные брат? -Нет, это у меня, самый лучший БРАТАН, сказал Алекс мечтательно разглядывая потолок.
Брат, как тибетский монах – вне политики и человеческих распрей. Я говорю ему, -Знаешь, благодаря тебе, мне кажется, у нас что-то наладилось в отношениях с Алексом. -А что там может быть не так? С Алексом-то? – удивляется брат. -Он вообще зачетный и намного проще, чем я думал. Не парься, все будет хорошо – я знаю. Он уже натянул на себя толстовку и с нетерпением переминается в прихожей. Он не хочет разговоров “за жизнь и отношения”. Его ждет Берлин. Меня ждет Берлин глазами братишки. Я не стану мучить его своими сомнениями. -Хочешь сначала погуляем по центру, потом, после работы к нам присоединится Алекс. Мы оторвемся – обещаю!
“Это что, реально цветной лак для волос?” К вечеру у брата синие волосы, уложенные ирокезом, туманный взгляд и обаятельная улыбка всё понимающего человека. Он уже как раз и не прочь обсудить мои сердечные дела и даже кивает в такт, иногда повторяет “Алекса, блин жалко”, но потом обнимает меня “Ты моя самая лучшая, делай как тебе нравится, ты же знаешь как я тебя люююблю?” Брат пытается заснуть на сложенной в локте руке, не выпуская пивной бокал. Я продолжаю рассказывать и меня не особо волнует, что слушатель дремлет. Главное, что это мой, мой родной брат. Он все понимает и никогда не осудит. “Знаешь, как я люблю тебя?” -говорю ему в тысячный раз, а он обнимает меня и грубо прижимает головой к своему плечу “Не переживай, сестренка, прорвемся…”
Алекс встречает нас в костюме, после работы. -Братан, круто выглядишь, -одобряет брат и обнимает Алекса. -А мы, вот, ждали тебя и ждали, ну когда же думали, Братан придет с работы? А ты пришел… Он растягивает слова и как все пьяные, уверенные в своей неотразимости люди, совершенно не переживает, что собеседник не говорит на его языке. -Давай пойдем туда где папапарарам, папапарарам… помнишь -видели ночь, гуляли всю ночь до утра? Он пританцовывает на улице, изображает гитару в руках и покачивается, – мы сейчас еще выпьем с тобой пивка для рывка и папарарам, папапрарарам.. Я перевожу запинаясь Алексу. -Он рад тебя видеть и хочет дальше гулять. Алекс снимает пиджак, бросает его в машину и подхватывает брата за пояс. -Значит, будем гулять, говорит мне.
Идем в ночь, шатаясь и горланя песни на всех языках. Два моих кавалера. Один -кажется, ненавистный муж с голубыми лучистыми глазами и ямочками на щеках, а второй, второй родом из детства, любимый как ребенок, самый обожаемый из всех хулиганов на свете.
Брата не пускают на дискотеку. Не проходит фейс контроль. Он спрашивает меня, держась за мои плечи, чтобы не упасть -Это потому что у меня синие волосы что-ли? Я говорю. -Нет, потому что они не понимают, что ты приехал из России и у тебя перебор впечатлений. -Это да, говорит грустно брат и пытается оттолкнуть меня. У него уже как раз тот самый взгляд, когда бесполезно что-то объяснять. Единственная возможность – общаться короткими командами. -Я сейчас, -прислоняю брата к стене. -Стой здесь и ничего не говори. Прошу Алекса. -Можешь сказать этим, на входе, что у меня приехал брат. Братан приехал! Я подталкиваю Алекса к суровому черному человеку на входе. Мы вместе лопочем на немецком и английском про “очень впечатлительного мальчика”. “Впечатлительный мальчик” ростом два метра, не может сфокусировать взгляд и приветливо машет рукой в пространство. Нас не пустили ни на одну из дискотек, пока Алекс случайно не встретил знакомого студента-секьюрити на входе.
Мой брат, как Есенин – дебошир и бабник без стихов, кудрей и светлых глаз. Он быстро пришел в себя и начал какой-то забористый танец в центре танцпола, подпевая себе громко “Тынц-тынц-тынц”. Кричит мне в ухо: -А где нормальные девчонки? Озирается по сторонам, разводит руками. -Ну покажи мне хотя бы одну? Что это за дискотека? Куда вы меня привели? Брат наклоняется к Алексу и кричит ему на своем ужасном английском: -Very bed Alex! Everything very bed! (Очень плохо, Алекс. Очень все плохо!)
Домой мы возвращались вчетвером. Я так и не успела понять когда и как брат с ней познакомился. Какая-то маленькая носатая девушка все время быстро отводит глаза. Я устала смотреть на нее из-за этого мельтешения во взгляде. Ее это, похоже, устроило. Остаток вечера прошел в тумане и лениво витающем в дымке вопросе -Она у нас ночевать что-ли будет?
Утром Алекс ушел на работу. И это после “виват, алкоголь, виват!” всю ночь напролет? Надо не забыть спросить как он это делает. Или это только мы с братом начинаем включаться в жизнь ближе к обеду? Носатая девушка пила чай на кухне и испуганно убежала при моем появлении. -Стой, крикнула я. Она замерла и посмотрела в угол. -Конфеты и варенье есть, а еще пирожки к чаю. Хочешь? Домашние!
