(записано со слов автора) *не читать лицам со слабыми нервами
Такая безумная любовь бывает только в романах. Они держались за руки. Всегда и везде вместе. Когда говорили смотрели друг на друга, словно мир вокруг не существовал.
Поженились. И три года светлого бескрайнего счастья – за руки, глаза в глаза.
Я навсегда запомню. 5 февраля. Их пригласили друзья свидетелями на свадьбу . После свадьбы ехали веселые в машине с молодоженами домой – жених за рулем, а невеста на 6 месяце, прямо за ним. Сестренка рядом с невестой, ее муж рядом с женихом.
Машина вылетела на встречку.
Невеста погибла сразу – ее сиденье разрезало пополам. Жених тоже недолго мучился – руль вдавился в тело так, что вылетели наружу ребра.
Муж сестры вылетел через стекло. Перелом челюсти и разрыв мышц на ноге.
Сестренку нашли не сразу. Хотели увозить искореженную машину, но он кричал и показывал рукой на то, что осталось от автомобиля. Решили проверить, разрезали металл, и в смятом салоне машины, под сиденьем ее и нашли. Она же маленькая, миниатюрная совсем – как-то упала или затянуло ее под переднее сиденье. Там и лежала. Все решили, что мертвая, положили на обочину пока не приехала машина из морга. Увезли.
Мне позвонили. Я не смогла сказать маме, сама поехала на опознание тела. И пока я смотрела на нее, мне стала казаться, что она дышит. Я стала кричать, как сумасшедшая „она живая! она дышит!“ Прибежали, стали проверять, срочно увезли в реанимацию.
Почему сразу не проверили? Потом что в это же время случилось сильнейшее землятресение под Ереваном. Ужасная мясорубка. Людей привозили самолетами, распределяли по всем больницам. Там ужас, что творилось. Поэтому, и не смотрел никто внимательно.
И снова, только я заметила, что у нее нет уха. Сказали, что если бы ухо сохранилось, то пришили бы. Я поехала на место аварии и рылась там пока не нашла. Ухо пришили. Пришили криво, кое-как, в перемешку с волосами – думали, что для полумертвого человека уже нет значения, а похоронить и так сойдет. Сказали: „Мы же ее в морг, а не на свадьбу готовили…“ Никто не верил, что выживет. Никому нет дела. Кругом много умирало.
Меня не пустили в реанимацию. Отправили домой и дали с собой в пакете ее вещи. Изодранные тряпки в крови. Это ее нарядное вечернее платье. Я стирала его в ванной, а вода оставалась красной. Я бы так и провела ночь – ревела и стирала в кровь уже свои руки. Потом откуда-то появилась мама, отобрала у меня платье, выключила воду, заставила лечь. Она гладила меня по голове как в детстве и все произошедшее стало казаться приснившимся кошмаром и что сестренка спит рядом, мы дети и у нас все впереди.
Затем потянулись дни в реанимации. Нам постоянно повторяли, что надежды нет. Нас к ней не пускали. Мама слегла от горя и я думала, что просто сойти с ума было бы таким прекрасным выходом.
Сестренка не приходила в себя. Потом всем стало понятно, что не умрет, но может не очнуться от комы. Ее хотели отправить домой, чтобы не занимала место. Предупредили, что может прожить „растением“ всю оставшуюся жизнь. Но, каким-то чудом, удалось договориться о палате в нейрохирургии.
Врач, как сейчас помню, у него фамилия была Божий, он разрешил мне с ней сидеть. Сказал, чтобы говорила с ней, что иногда это помогает вывести из комы. Я говорила с ней обо всем подряд, вспоминала про детство, про школу. Мне казалось, что она улыбается, когда было про что-то смешное или приятное. Я была уверена, что она хмурится и кривится, когда я включала ей тяжелый рок. Я выискивала на ее лице любые эмоции, убеждала врачей, что ОНА меня слышит. Но они не слушали, даже не слышали, да и не до нас им было.
Сестренке сняли повязки. Она лежала такая маленькая, лысая. Все думала, что это мой ребенок. Она начала открывать глаза.
Я не спала уже много дней. Врачей не хватало. Ее надо было кормить, мыть – кругом из тела торчали трубки – для еды, для дыхания, для мочи. В одну трубку шприцом бульон, другим шприцом промывать уши, мочеканал. Однажды пришлось отсасывать мокроту из легких. Всему пришлось учиться на месте. Потом началось воспаление легких и сказали, что надо ставить банки, а как мне ее переворачивать… Мне всего лишь 26 лет и я сама стала как тень – худая, бледная. Выпросила у врачей кровать повыше, с перегородкой, чтобы удобнее ее было поворачивать и прислонять. Кровать обещали дать на следующий день. Я кричу, плачу: „а сегодня как? Сегодня же нужно!“ А мне в ответ: „Откуда я тебе сегодня кровать возьму? Завтра там один мужик умрет, его заберут и кровать ваша“. Трудно сейчас представить какие были условия. Помню, что по двору бегали куры. Я научилась ставить уколы и ко мне стали ходить, просили, чтобы поставила укол, потому что медперсонал ничего не успевал. Когда нас выписали из больницы, я весила 47 кг.
Однажды я заметила, что одна нога у сестрёнки короче другой. Показала врачам. Срочно на рентген. Оказалось, что был открытый перелом и в спешке, думая, что все равно в морг, неправильно наложили кости одну на другую. Потом еще много операций впереди было, но это уже все было потом. А пока я бегала и просила поменять гипс на руке, так как впивается под мышку, врос уже в кожу, течет кровь и гной. Постоянно приходилось ловить, упрашивать. Все делали, но все тянулось бесконечно, я просто потеряла счет дням и неделям.
За это время муж сестры ни разу не появился. Он был сначала в больнице, ему наложили шины на челюсть, родители кормили из соломки. Потом забрали его домой, а вскоре отправили на лечение в Америку. К нам по почте пришел развод. Не знаю, как они смогли его получить. Она же живая была, даже если без сознания. Думаю, это его родители уговорили. Они изначально не были рады этому браку. Говорили потом, что он хотел детей, здоровую жену. Он остался жить в Америке. Его родители получили все деньги по страховке, распродали вещи из их квартиры. Вещи сестры отнесли на барахолку. Кто-то из друзей случайно увидел, узнал знакомое пальто и принес нам. Не были ни сил, ни желания что-то выяснять и даже удивляться сил не было. Просто надо было, чтобы она выжила. Чтобы мы все выжили.
Когда она пришла в себя через несколько месяцев, мы ей не стали ничего говорить. Ее надо было снова учить есть, ходить. Она путала сначала нас, моего сына считала своим, хотя у нее не было детей. Когда стала все вспоминать и спрашивать про него, мы сказали, что он уехал работать на корабль. У них была мечта вместе устроится работать на корабль дальнего странствия и перед тем как случилась авария как раз подали документы. Сказали, что ему удалось получить эту работу и он уплыл, что связи с ним нет. Когда еще через полгода пришлось сказать правду она пыталась выпрыгнуть с балкона. Но не для этого мы ее так долго спасали. Потянулись долгие месяцы, когда надо было следить за ней, чтобы она что-то с собой не сделал. А еще эти бесконечные операции. Когда сняли гипс с руки, оказалось, что был пережат нерв и рука отсохла – она придерживала ее второй рукой. Уже здесь, в Шарите удалось восстановить. Здесь же постарались исправить страшный шрам от черепно-мозговой, но до сих пор немного заметно. Но, в итоге, если ты ее встретишь, ты никогда не догадаешься через что она прошла. Абсолютно нормальная, очень симпатичная женщина. Любит готовить.
А он снова женился в Америке. Детей не было. Через пару лет снова попал в аварию. Жена умерла на месте, а у него только перелом руки.
Он женился снова. Третий брак, ребенок, счастье. Пока не узнал на обследовании, что у него терминальная стадия онкологии.
Приехал в Киев умирать. Она пошла с ним попрощаться, но успела только на похороны. Сказала: „Такой маленький и несчастный в гробу“. Больше ничего не сказала. Отказывается говорить на эту тему. Я слышала, как она ночью плакала. Я до сих пор не знаю, а вдруг он так и остался ее единственной любовью. Замуж она больше не вышла.
#девыветра