Сегодня утром мой Ковригин умер.
Может быть он уходил, когда я дремала, а может быть потягивалась ото сна, смакуя предстоящий субботний день или намного раньше, когда я еще крепко спала и в окно не заглянуло серое утро. И это утро, ничем не отличалось от других таких же, серых, почти лишенных надежды на солнце, но все равно прекрасных потому, что это суббота, потому, что прошлепали босые ноги и кто-то карабкается под одеяло, чтобы прижаться к теплу. Чудесная возня в постели с детьми и нарочно ворчащим мужем. Мы о чем-то смеемся и я беру телефон чтобы сфотографировать смешного сына сразу без двух верхних зубов. Сын корчит забавные рожи, а я включаю телефон, выхожу из авиарежима, нажимаю кнопку и навсегда меняю реальность. Одно легкое касание пальца к touch screen и жизнь уже не будет как прежде.
Тревога! Тревога! Тревога! Сразу на все голоса: What’sApp, SMS, Instagramm, Messenger – тревога и поднимающийся из своего убежища – из живота, наверх, к горлу страх. Не бывает без страха, он знает свой позывной – везде мигает лишь одно сообщение “Срочно позвони. Срочно!”
Я озираюсь на мужа. Я уже знаю, что реальность стала другой, но пытаюсь оттянуть неизбежное. Пытаюсь дать шанс прошлому беззаботному: -Почему-то он хочет, чтобы я позвонила. Странно. Он же никогда раньше не писал и не звонил. Неужели что-то случилось? Вижу по мужу, по притихшим детям, по дрожащему в руке телефону – ДА СЛУЧИЛОСЬ И ТЫ НЕ ХОЧЕШЬ ОБ ЭТОМ ЗНАТЬ! -Срочно звони, говорит муж и проваливается в какое-то другое измерение вместе с детьми, шумом за окном, вместе с этим утром и вместе со мною той, что я была еще секунду назад.
Он плачет и кричит в телефон. Это английский или это какой-то другой язык? Я его не понимаю. Это язык горя. Я не хочу его знать, можно я выучу его когда-нибудь потом, потом, потом когда я буду готова, сильнее и мудрее. Или я никогда не буду? Или этот язык каждый учит снова и снова, забывая и выковыривая из подсознания старательно затертые, закопанные и развеянные по ветру слова? Вот они, эти слова. Они взрывают первую линию обороны, проникают в сознание, врезаются в мозг и обретают смысл – эти извечные слова беспощадного и страшного языка – Умер! умер! Человек мертв! Голос на том конце провода кричит и рыдает о чем-то еще. Он уже овладел этим языком и говорит на нем со мной, а я еще не понимаю до конца и слишком много времени уходит на перевод. Я еще только пытаюсь перевести на человеческий язык первую фразу: Он умер. Он умер? Мой Женька умер? Мой Женька больше не живет? Я должно быть не правильно понимаю смысл. Мой собеседник повторяет и повторяет фразу. Его можно как-то выключить? Я могу повторить про себя в тишине? Я могу подумать или это теперь не нужно? Я же уже все поняла. Я уже повторяю за ним Listen and repeat: Женька умер. Женька умер. Женька умер, и это значит навсегда.
Женька умер так же, как и жил. Как обожженная огнями тысячи костров и не поверившая в реальность жизни и смерти бабочка. Мотыльки не стареют, не становятся старше, опытнее и рассудительнее. Мотыльки и не хотят ничего про это знать. Мотыльку важно видеть очередной свет и он жив, пока летит. Пока летит и даже пока умирает он думает, что летит, но летит уже вместе с огнем и вспышками, окруженный тем самым долгожданным ярким салютом и в последний раз, подброшенный очередной искрой он превращается в серый пепел – потому, что все на планете когда-то превращается в серый пепел. Кто-то раньше, кто-то позже.
Мне говорят “Спасибо. Спасибо, что ты была его другом, спасибо, что всегда, спасибо, что теперь, спасибо, спасибо тебе за все то, что …” Они все так говорят, и я отвечаю “Не за что, всегда пожалуйста, обращайтесь, помогу, поддержу, передам, …” Они не знают, что мы все чаще ссорились и я его уже давно не понимала. Я не хотела слушать дальше из жизни мотыльков. Я все чаще напоминала ему и бесила его “…есть в жизни вещи и поважнее, а вот, в твоей жизни вина больше, чем смысла и если так жить дальше, то не останется ничего…” Как странно. Я все говорила правильно. Почему же так получилось, что он оказался прав?
